своими ладонями – прямые, шелковистые, тёмные пряди… Густые чёрные ресницы… Тонкие благородные черты… Прекрасные даже в страдании – чёрт возьми, она никогда в жизни не видела такого красивого лица!

– Ты какая-то блаженная сегодня, – заметил Женя, протяжно зевнув. – Как будто не от мира сего…

Галинка, не ответив, кинулась в ванную. Через пять минут, умытая и полностью одетая, она уже обувалась в коридоре.

– Что происходит? – окликнул её Женя из кухни. – Ты куда подорвалась ни свет ни заря?

– В больницу… – отозвалась она негромко.

– Ты заболела? – удивился он и даже вышел в прихожую, на ходу дожёвывая бутерброд, чтобы поглядеть на неё внимательнее.

– Потом объясню! – Галинка махнула рукой, хлопнула дверью – и след её простыл.

Двери больницы оказались запертыми. Объявление, вывешенное снаружи, гласило, что приёмные часы начинаются с десяти утра. Взбудораженная Галинка отправилась бесцельно бродить по улицам, тщетно пытаясь успокоиться. Податься было некуда – ещё даже не открылось метро (до больницы она добралась своим ходом, то есть бегом). Нервно прогуливаясь в сквере вдоль Патриарших прудов, она размышляла о том, что всю ночь не давало ей покоя. Почему её вдруг так потянуло к человеку, которого она видела всего один раз в жизни? Может, это – обычное беспокойство за чужое здоровье? Бред, бред… что она, больных раньше не встречала? Ей хотелось видеть именно Белецкого, и ни к чему было притворяться перед собою.

Птицы оглашали окрестности радостным утренним щебетом. Со стороны улицы практически не слышно было шума – редкие ранние автомобили шуршали шинами по асфальту, но сам город ещё крепко спал. Галинка и не подозревала, что в центре Москвы может быть так тихо, так безлюдно…

«Кстати, почему «Патриаршие»? Здесь ведь только один пруд,» – подумала Галинка рассеянно. Ей очень хотелось выплеснуть свои эмоции, поделиться тем, что у неё на душе… И в то же время она страшно боялась озвучить вслух всё то, что с ней сейчас происходит.

Она неторопливо шагала по улицам, погружённая в свои мысли. Ноги сами привели её к театру, в котором служил Белецкий. Она остановилась перед уже знакомой афишей и долго вглядывалась в красивое холодное лицо. Странно: здесь, на фотографии, он казался совершенно чужим и далёким. Когда же его голова лежала у неё на коленях… пожалуй, на всём белом свете не было в тот момент человека роднее и ближе, чем он.

«А позвоню-ка я маме», – решила она внезапно. Тётя Ксана обычно вставала рано, ещё до рассвета, так что Галинка не боялась поднять мать с постели.

Они не разговаривали толком всё это время, что девушка жила в Москве. Галинка очень скучала по маме, но гордость не позволяла набрать номер первой. Они обменивались короткими смс-ками примерно раз в неделю, информируя друг друга о том, что живы и здоровы, но это была всё-таки «добрая ссора», а не «худой мир».

Тётя Ксана ответила после первого же гудка.

– Здравствуй, мамочка, – выговорила Галинка, волнуясь. – Как ты?

– У мене все добре, дякую, – отозвалась мать степенно. – А ты як?

– У меня тоже всё нормально… – Галинка замолчала, не зная, что ещё говорить, хотя сказать хотелось так много!

– Я тебе… бачила по телевизору, – призналась мать. – Ты прекрасно спивала, Галюся.

– А я так соскучилась по тебе, по морю, по Ялте… – призналась, в свою очередь, Галинка, чувствуя ком в горле. Господи, и как она могла жить всё это время, заковав свои эмоции в стальную броню?! Ей же дико не хватало матери, но она боялась показаться слабой, уязвимой и маленькой, вот и играла в глупую, никому не нужную независимость…

Видимо, тётя Ксана расслышала все эти чувства в интонациях блудной дочери, потому что её собственный голос тоже дрогнул.

– Повертайся додому, донька, – сказала она. – Я тебе чекаю…

– Скоро, – пообещала Галинка, и из глаз её катились слёзы. – Совсем скоро я приеду, обещаю! Мамочка, я очень сильно тебя люблю!

К Белецкому её вполне предсказуемо не пустили. Когда Галинка вернулась в больницу, на ресепшне была другая девушка – не та, что вчера. Холодно посмотрев на Галинку, она поинтересовалась, кем она приходится больному.

– Да я, собственно… – Галинка смутилась. Что она могла сказать? Что она ему – случайная знакомая? Но даже это не было бы правдой, потому что Белецкий совсем не знал её.

– Вы… можете посмотреть вчерашние записи, – робко попросила Галинка. – Дело в том, что я… и ещё один человек… мы доставили Александра Владимировича в больницу. Я просто хочу навестить его. Доктор наверняка меня помнит… Да вы посмотрите, у вас всё должно быть записано!

– Не буду я ничего смотреть, – взглядом и тоном девушка вылила на неё целый ушат ледяного презрения. – К Белецкому мы пускаем только близких родственников. Тут и так уже с раннего утра журналисты копошатся, донимают звонками, больные им интересуются… Всем, конечно, любопытно – ах, какая знаменитость в нашей больнице!.. Но поймите, пациента нельзя тревожить пустыми разговорами. Ему сейчас не до вас. Тем более, – она снисходительно поджала аккуратно подкрашенные губы, – если вы ему никто.

– Но хотя бы скажите мне, он в порядке? – упавшим голосом спросила Галинка.

– Да, его перевели в палату. Больше, к сожалению, я не имею права говорить ничего. Эта информация не для разглашения…

– Ой, – раздалось вдруг у Галинки над ухом, – это же вы!!!

Галинка вздрогнула и обернулась на голос. Перед ней стояла восторженная медсестричка, улыбающаяся до ушей, словно увидела свою самую любимую подругу.

– В чём дело, Нина? – строго уточнила ресепшионистка.

– Это девушка из «Голоса России»! – объяснила ей медсестра и снова повернулась к Галинке. – Вы ведь в команде у Вити Белова, правильно?

– Всё верно, – смущаясь, подтвердила та.

Ресепшионистка взглянула на неё с удивлением и явно возросшим интересом. Впервые с начала телепроекта Галинка возблагодарила судьбу за то, что её узнали – может быть, это как-то смягчит отношение к ней? Даст какие-то привилегии?..

– Так вы из того самого шоу? – протянула она недоверчиво. – Надо же… То-то я смотрю, мне ваше лицо вроде как знакомо…

– Ах, как она поёт, Юлька, как она поёт, ты бы никогда не забыла, если б услышала! – продолжала рассыпаться в восторгах медсестра. – Я за неё болею всей душой! А вы автограф мне не дадите?.. – повернулась она к Галинке. – Я же из Харькова, и когда на прослушивании вы запели по-украински, я аж разрыдалась, честное слово!..

– Напомните, как вас зовут, – буркнула ресепшионистка пристыженно, придвигая к себе тетрадку, чтобы свериться со вчерашними записями.

– Галина Тесленко, – осторожно, боясь спугнуть удачу, выдохнула Галинка.

– Нина, проводи девушку в